А мы уезжаем. Да, мы уезжаем
От выборной гонки, ТВ и вранья.
Европа родная, Европа чужая,
Встречай и люби, как люблю тебя я.
Как воздух прозрачен в австрийской столице!
Как кофе по-венски хорош аромат!
Какие спокойные, милые лица!
Нигде в разговорах не царствует мат.
По улице цокает стройная лошадь.
Дворцы и соборы, веков карнавал.
Фонтан, колоннада, огромная площадь —
Советскому воину мемориал…
http://countermovement.ru/istoriya/8016-osvobozhdenievenysovetskimivojskamiodnaiz.html
Возможно, мы были мудрее вчера,
А может быть, наоборот.
Мы пели с тобою про старый корабль,
Про новый крутой поворот.
Мы синюю птицу ловили свою,
Шагали по жизни смеясь,
И дети мои те же песни поют,
Что пела когда-то им я.
Есть песни, которые стали судьбой.
Забыть их — себя же предать.
Без песен твоих мы не будем собой,
Нас ждёт поворот в никуда.
Теперь убеждаюсь я день ото дня,
Порою не веря глазам:
Предвидел ты больше, чем можно понять.
Ты всё в своих песнях сказал.
Ты знал, что под флагом великих идей
Враньё распыляют легко,
Чтоб марионеток создать из людей —
Солдатиков и дураков.
За ниточки дёрнул хозяин, и вот
Беснуются куклы, кричат.
Азартен безумный игрок-кукловод,
С бесстрастным лицом палача.
Чего же ты медлишь? Гитару бери,
Её над толпой подними,
И правду, как песню, стране подари,
Чтоб куклы очнулись людьми.
Вот и дождик! Такой хороший,
беспросветной стоит стеной.
Славно с дудочкой скоморошьей
босиком танцевать одной!
Закружиться, раскинув руки,
рассмеяться, глотая дождь,
в заповедном спасаясь круге,
за который ты не зайдёшь.
Тает август. И мне
Скучно думать об этом.
Призрак осени входит в пустой кабинет.
Он бредёт по стране,
Где врачам и поэтам
Ни зимою, ни летом спокойствия нет.
Убывающий день
В холодеющем небе…
Пахнет мёдом и яблоком утренний дождь.
Всё круги на воде.
Всё заботы о хлебе,
Что так труден и горек, когда не крадёшь.
Что же ты загрустил,
Мой непризнанный гений?
Иль под дудку чужую не сладко плясать?
Ты себя не простил,
Ты мне плачешь в колени.
Дождь, как очередь в спину, нам шлют небеса.
Где тюрьма, где сума,
Что нас всех ожидает?
Чем оплатим безумство жестоких затей?
И Россия сама
Безутешно рыдает,
Как беспутная мать на могиле детей.
«Связь с Родиной — штука совершенно мистическая. Минут десять топтался сейчас на странице одной своей бывшей подписчицы, по-видимому, из Бруклина. Показалось, что она вполне могла бы водить экскурсии по неприглядным местам оставленной ею страны. Ни единого (!) поста, посвященного своей обретенной родине, за время топтания я не обнаружил. Зато с самого порога был завален обрушившимися на меня репостами самых беспощадных перьев Фейсбука.
Теперь я знаю, как выглядит фантомная боль из-за отрезанной пуповины. Эту боль можно характеризовать как тупую, спастическую, круглосуточную и, к сожалению, беспросветно злую…» (Нахим Шифрин)
Я в эмигрантской штатовской среде
так много раз встречала русофобов,
что поняла: у этих счёт особый
к своей стране. Подобного нигде
не замечала. Как-то не пришлось.
Не видела в Европе или, скажем,
в Израиле. Мне было странно даже,
что прошлое с их будущим срослось.
Что там, как отражением в воде,
они себя Россией ощущают,
обиды без упрёков ей прощают,
с ней радуются, с ней грустят в беде.
В Америке совсем другая боль
о Родине: фантомная и злая,
где прошлое как ад в душе пылает
и раны разъедает, словно соль.
На ранглише вам думать не дано,
и телевизор сорокадюймовый
вас дома ждёт, и греет русским словом,
показывая русское кино.
Но завтра происходит новый бой,
и Родине в двухсотый раз вы лично
орёте, как она вам безразлична,
чтоб пять минут прожить в ладу с собой.
Сизифов труд… А жить бы налегке!
Как объяснить вам, что спасенье — в братстве?
Ни в мести, ни в проклятьях, ни в злорадстве,
а в чистой ностальгической тоске.
Я с вами общим воздухом дышу,
и дом ваш новый, и свою планету,
люблю не меньше вас. Но чувство это
не путать с русофобией прошу.
Пощади не щадящего жизни твоей —
Ты спасёшь свою честь,
Но не жизнь, милый друг.
Не скажу «не убий». Очень надо — убей.
Чтоб немедленно съесть.
Если голоден вдруг.
Спасибо, родная держава!
Сегодня я знаю: не зря
Горланили дружно мы «Слава
Героям страны октября!»
Шагали отрядами в ногу,
Кричали «Салют Ильичу!»
Нет, братцы, на эту дорогу
Я больше ступать не хочу.
Агитки, знамёна, плакаты,
Зовущая «Родина-мать»…
Ах, как нас дурили, ребята!
Но что мы могли понимать?
Мы верили честно и чисто
В великое знамя идей,
Мы думали, что коммунисты
Достойнее прочих людей.
Наивные, мы нахлебались
Такого дерьма и вранья…
Иные ещё колебались,
Но чётко усвоила я:
Не верить, не верить, не верить
Красивым и громким словам,
По фактам события мерить,
Не врать ни себе и ни вам.
Кто видел, запомнит надолго.
Взгляд родины, перед концом,
С оскалом голодного волка,
А не с материнским лицом.
Убиты «девятые роты».
Но вновь на смертельный маршрут
Вступают ура-патриоты
И «Слава героям!» орут.
Им кажется, слаще конфеты
Героями стать на войне.
От лозунгов иммунитета
У юных пока ещё нет.
Наивная губит отвага,
Посмертный не греет успех.
Не важен цвет вашего флага.
Цвет крови единый у всех.
А кони троянские скачут…
А избы от взрывов горят…
А дети от ужаса плачут…
И всё это зря… Зря.
Мне надоели твои чудачества,
Гром тебя разрази!
Слон боевые теряет качества,
Пешка прошла в ферзи.
Голый король под атаки грозные
Спит на одной ноге.
Конь оставляет кучи навозные
Вечною буквой «Г».
Будешь смотреть, ничего не делая?
Что же, воля твоя.
С черной ладьёю сразилась белая.
Все убиты. Ничья.
Говори, командор. Поведай,
Был ли бой.
Ты пришёл к нам не за победой —
За собой.
Вот об этом теперь, будь ласков,
Расскажи.
Все слова твои — это сказка?
Миражи?
Все красивые обещанья —
Пыль и прах,
И не золото, нет, молчанье, —
Просто страх.
Мы-то верили, идиоты,
Эх, мечты! —
Что нас выведешь из болота
Только ты.
Кто солдат защитит собою? —
Командор!
Но умчался ты с поля боя
За забор.
Наша честь — она не твоя ли? —
Вместе шли.
За ценой бы не постояли
И спасли.
Только ты понимал едва ли,
вот беда,
Что тебя мы не предавали
Никогда.
Ты же, рухнувший на колени,
В трудный час,
Малодушно, без сожалений
Продал нас.
Никому не сказав ни слова,
Втихаря.
Ты не видишь пути иного?
Очень зря.
Где друзья твои, ты не понял,
Где враги.
Что ж, седлай боевого пони
И — беги!
Ты под дождём стоишь,
в лёгком платьице,
Ветер бьёт ледяной,
Мир шарабаном
под горку катится,
Страшно тебе одной,
Плачь ли, кричи ли,
никто не явится,
Ливень кругом и тьма.
Будь ты уродина
иль красавица,
А выплывай сама.
Будь ты глупышкою
или умною,
Молнии всё равно.
Небо обрушится
болью шумною
И повлечёт на дно.
Тонкую спинку
упрямо выпрямишь.
Стоит ли зря стенать?
Может и выживешь,
может выплывешь…
Если бы только знать!..
На старом фото 
толпа парней,
Девятый класс
иль десятый.
Дела весёлых
минувших дней.
Год, скажем,
семидесятый.
Один пацан,
с ним не дружит никто,
Глядит исподлобья
уныло,
В нелепых ботах
и полупальто…
Ах, как давно
это было!
Того паренька
никто не любил,
Что ж, так бывает
порою.
Дразнил его кто-то,
а кто-то бил,
Терзал
жестокой игрою.
Мальчишка вырос
давным-давно,
Он стал теперь
генералом,
И мести своей драгоценной
вино
Разлил по многим
бокалам…
Месть — самая твёрдая
из валют,
Сквозь время
растёт свободно.
Она — одно
из немногих блюд,
Что важно подать
холодным.
О чём мечталось,
то и сбылось.
Однажды спящий
проснётся.
Возможно,
детская чья-то злость
Недетской местью
вернётся.
Мы были недооценены
из грязи нас изготовившим.
Да, башенку Вавилонскую
не дали построить людям…
Мы проданы и разменяны,
нас отдали на побоище.
Под трубы иерихонские
оглохнем, мол, и забудем…
Обманывались мы искренне
иллюзиями красивыми,
безропотно, с божьим именем,
сдыхали, в молчанье рыбьем.
Потом нам открылась истина:
добро с кулаками сильными —
то око за око выдернем,
то зубы за зубы выбьем.
Не слышащие пророчества,
молились о всепрощении…
Не связанные, не спетые…
Как прутики, нас ломали.
Страдали мы в одиночестве,
в немыслимом разобщении,
но мысли, в слова одетые,
упорно не понимали.
Вот, ложь разгадав бескрайную,
с иллюзией мы прощаемся.
Минуя творца-прагматика,
свои засеваем пашни.
Ходы проложили тайные,
и ходим по ним, общаемся:
есть Музыка с Математикой —
в обход Вавилонской башни.
Ну что, гусар, совсем беда? —
Не сладок хлеб, горчит вода,
из никуда и в никуда
проходит время.
А почему? — ответ простой —
уныл и долог твой постой,
рукой махни избе пустой,
и — ногу в стремя.
И будет путь, и будет бой,
и конь весёлый под тобой,
и каждый день пари с судьбой
на чёт и нечет.
Тебе бы девок целовать,
а ты — в седло и воевать,
что будет завтра, наплевать —
никто не вечен.
Друг, ты меня уговорил,
конечно, квас и сухари
вкуснее, что ни говори,
сыров вонючих, иностранных.
Сама прокормится страна,
нам кока-кола не нужна,
напьёмся крымского вина
и будем сыты, будем пьяны.
Мы гордо крест свой понесём —
картошка с нашим лососём
вкусней и правильней во всём,
ведь мы, в конце концов, не баре!
Мы будем жить да поживать,
на мир зажравшийся плевать
и пайку чёрного жевать
в патриотическом угаре.
Мои смешны Вам убеждения?
Что ж, шут с царём — не сотоварищи.
Но из-под маски осуждение —
как в спину нож. Подлей куда ещё?
Меня Вы так охотно судите.
Здесь, в интернете, можно. Где ж ещё?
Эй, судьи, кто вы? Кем вы будете
без виртуального убежища?
То женщинами, то мужчинами,
то очень юными, то старыми…
Вы с ликами или личинами
попрятались за аватарами?
Я не пушистая, не белая,
ложилась спать не только с книгами.
Но вы-то все, такие смелые,
чего скрываетесь под никами?
Родильный дом… Младенец входит в мир…
Вздохнув, кричит от легкого шлепка…
Безвестный мамин маленький кумир —
Лишь бирки на ногах и на руках…
Помчатся годы мячиком с горы.
А снизу блеск косы издалека —
«Game over». Всех нас ждёт конец игры.
И бирки на ногах и на руках.
Раздумывая о вере, 
я так вам скажу, пожалуй:
к ней каждый придёт однажды,
но путь будет очень свой.
Почувствуйте в полной мере
себя, как комочек малый,
уставший от вечной жажды,
с горячею головой.
Раздумывая о мире,
о поисках совершенства,
об истине и о счастье,
признаюсь, как Ты просил:
мы мыслим гораздо шире,
пока не ушли из детства,
пока остаёмся частью
великих вселенских сил.
Раздумывая о Боге,
охвачена удивленьем
Его абсолютной правдой,
что нежно меня несёт
по личной моей дороге,
с любовью и наставленьем,
беседуя будто с равной,
которой открыто всё…
Ах, как ещё вчера Земля была красива!
Ах, как её крушит снарядов круговерть.
Земля моя болит фурункулами взрывов.
И ненависти гной, несёт с собою смерть.
Прости меня, прости, что мы такими стали.
Не надо звёздных карт. В глазах моих прочти.
Нет я не говорю, что твой прогноз фатален,
Но мы почти в конце короткого пути.
Уходим в никуда, от знаний изнывая,
Страницы рвём из книг, чтоб сжечь и позабыть.
За Первой Мировой — Вторая Мировая,
А Третьей никогда в учебниках не быть…
Что Закон, что война…
Пуля — жизни цена.
Фарисей, не ищи в умных книжках ответ.
Не помогут слова,
Где душа не жива.
Отвернулся Всевышний. Расторгнут завет.
А на что он, Закон,
Если жизни на кон?
Словно фишки лежат на зелёном сукне:
Проживу «на ура»,
Ни кола, ни двора.
Если сгину, не вспомнит никто обо мне.
Так при чём здесь Закон? —
Перейдён Рубикон.
Все мосты сожжены, нет обратно пути.
Хоть куда убеги,
Притворяйся и лги,
Всё равно от себя никуда не уйти.
Опаснее нет гордыни,
чем избранным объявиться,
народом ли, человеком,
но лучшим среди иных.
Так было в веках доныне,
и будет змеёю виться,
язычником, Амалеком
и призраком их вины.
Опаснее нет народов,
чем «высшего сорта» люди,
которым других не жалко,
как скот или червяков.
Красавцы среди уродов…
Так было и, значит, будет.
История — это палка,
закрученная в кольцо.
Как сказано было смачно:
— Все люди друг другу — волки.
И кто-то вопит: всё будет!
Назавтра мы победим!
А Бог созерцает мрачно,
А Бог созерцает долго.
А Бог никого не любит.
А Бог всё равно один.