Мужчины, говорят, мельчают.
Не в смысле роста. Рост красивый.
Но дух слабеет. И крепчает
Инфантилизм самолюбивый.

Великовозрастные дети.
Изнеженные. Никакие.
Их жизнелюбие — как петтинг.
Ответственность — не их стихия,

В них лень живёт и вероломство.
Но было времечко иное:
Был для жены и для потомства
Муж твердокаменной стеною.

Свидетельствую. Я застала
Мужчин великих поколенье.
Отцы и деды, вас не стало.
Весь род мужской охвачен тленьем.

С печалью признаюсь себе я —
В потомках гены ваши сгнили.
Теперь бьют тех, кто послабее,
Галантность хамством заменили.

Нет больше смелых, безрассудных.
Любых решений избегают.
Чтобы жилось не слишком трудно,
От собственных детей сбегают.

И логике они не братья,
И мысль для них — стезя чужая.
То щеголяют в женском платье,
То грубо женщин унижают.

При этом кормятся охотно
Из женских рук усталых, слабых…
Мужчины, если вам угодно,
Вот правда: вы, простите, бабы.

А мы — мы справимся. Привыкли.
Пока вы лгали нам пространно,
Мы выживали. И проникли
В ваш мир мужской. Пустой и странный.

Там образ женщины теснится
В мечтах взлелеянный, кургузый —
Домохозяйка, мать, блудница,
Кормилица семьи и муза.

Мне соответствовать не сложно
Всем ипостасям идеала.
Вопрос — зачем? А впрочем, можно,
Чтоб чья-то жизнь полнее стала.

Мужчин как слабый пол, как странность,
Воспринимать отныне буду,
Смиряться, не роптать на данность
И не рассчитывать на чудо.